ОБЪЕДИНЕННАЯ
КОММУНИСТИЧЕСКАЯ
ПАРТИЯ

• Как вступить в ОКП
• Контактная информация
• Общая информация

Дмитрий Чёрный о разрыве с «Литературной Россией»: Позвали – пришёл, прогнали – ушёл…

Товарищ Чёрный - наш не только партийный товарищ, но ещё и партийный журналист с богатым стажем. Его уход из издания хоть и маргинального порой содержания, но всё же федерального уровня - обеспокоил многих. Вопросы ему я начал задавать давно, и получил достаточно ответов, которые пришлось всё же разделить на две части, чтобы публиковать, конечно же, на нашем официальном партийном сайте, поскольку в его лице мы ощутили оскорбление, брошенное пропутинскими реакционерами всем коммунистам.

— Дошли до меня по партийной линии слухи, что твоя дружба-служба в «Литературной России» закончилась. Имеешь ли ты сделать официальное заявление для ЦК по этому поводу? (шучу)

— Всё верно, с 31 мая я «мгновенно выписался», как тот генерал Чарнота, из штата газеты, в котором пребывал с декабря 2014-го. Нашего первого секретаря я поставил об этих планах в известность заранее, прямо на майском Пленуме ЦК, под грифом «немного огорчу». Владимир Иванович вышел из-за стола президиума и озабоченно ответил: «Это не немного». Он ведь был постоянным читателем именно бумажной версии газеты, считал мои публикации в ней едва ли не партийным заданием…

— Так ты сам ушёл или тебя всё же «ушли»? Мне это потому интересно, что ты же совсем недавно писал очередную статью в защиту закрепившегося за газетой помещения – и вдруг вот такой шаг. Как-то нелогично и непонятно.

— Скажем так, ушёл я по обоюдоострому желанию двух сторон – не мог больше терпеть ни унизительной, пигмейской цензуры, ни того пренебрежительного подхода, который уже где-то год как установился именно в моём отношении. Своих взглядов я не скрывал ни до начала официального, штатного сотрудничества с газетой, ни в процессе – благодаря чему получил редакционную кличку «Коммунист», и вполне ей соответствовал. В каждой, даже самой малой заметке проводил нашу линию, классовый анализ – поскольку, как и ты, Кирилл, замечал разок, на последнем съезде ОКП, это ведь тоже вид классовой борьбы – информационный. Весьма важный на нынешнем этапе борьбы за умы современников и соотечественников.

— Положим, ты уже и не того возраста и статуса, когда можно что-то скрыть. Тебя знают в первую очередь как писателя, автора трёх романов, причём редкой стилистики и ещё более редкой пролетарской направленности. И тут, наверное, надо говорить о какой-то авторской рубрике, если газета взяла тебя как колумниста-коммуниста. Или ты сотрудничал на иных началах?

— Ирония судьбы в том, что недавно я всё это, причём хронологически дотошно излагал в одном из «юбилейных» номеров газеты – аж на восемь полос получился рассказ. Как пришёл в «ЛР» – точнее, как привёл меня тогдашний товарищ-историк, работавший в соседнем «Нашем Современнике», - как потом работал в весьма неспокойной обстановке. Это ведь был изначально случай не найма, а скорее профессиональной дружбы. Меня позвали, как только Роман Сенчин ушёл из газеты, поимев «конфликт интересов» с главным редактором (надо было выбирать, с Владимиром Толстым, путинским советником, недавно одарившим его роман «Ясной Поляной» он - или же готов вместе с «ЛР» критиковать благодетеля). Заменить заслуженного нового реалиста – менее заслуженным радикальным реалистом было логично, и в этом наравне с преемственностью ощущалась даже некоторая поспешность, демонстративность, в духе «у нас незаменимых нет». Но в том декабре я ни от чего бы не отказался, поскольку только что «пролетел» мимо штата «Свободной прессы» (и то в отделе недвижимости – подробности всё в том же 13-м номере «ЛР»).

— То есть ты не напрашивался?

— Это в «СП» я напрашивался, однако и тов. Шаргунов тогда обещал «сорокет», вполне покрывавший расходы прибавившейся семьи, и писать буржуйскую белиберду про недвижимость лучше тогда же, оказывается, проходивших «кастинг» - я не смог. А в «ЛР» не «ломился» - позвали, и я пришёл, словно в дыму, - плохо тогда высыпался, рано вставали в садик, а по ночам кропал продолжение «Поэмы Столицы»… Тему оклада я и сам как-то отодвигал на периферию первого разговора в кабинете главного на втором этаже, но сперва с пометкой «эта сумма для редакции несущественная» прозвучала цифра 18 тысяч, потом она быстро превратилась в 16 с пометкой «я забыл, сколько мы тебе обещали?». Но я на всё согласно кивал: давно покинутые печатные пространства, пребывание в живом, а не виртуальном коллективе тоже сулило столь важный коммунисту контакт на низовом уровне. В конце концов, надо быть пролетарием не только в художественной ипостаси, а в жизни, изоморфизм творческих и трудовых полей тут требуется писателю…

— И вот в 2014-м ты начал работать за 16 тысяч рублей – в какой должности? (Воистину подвиг, по нашим, питерским меркам…)

— Не знаю, какой это подвиг, но от нашего товарища по ЦК Семёна Борзенко в 2006-м в Заксобрании ленинградском, помню, в курилке на лестнице слышал пресловутый «сорокет» как нижнюю планку, за которую он (с его семьёй за плечами, соответственно) согласен работать, моя ситуация в 2014-м отличалась мало… Редактор отдела спецпроектов, вот как называлась моя должность. Видимо, кажущиеся главному редактору экзотическими убеждения – потребовали такого обрамления. На деле должность подразумевала совмещение функций корректора, телефонистки, курьера, искателя иллюстраций, грузчика, интервьюёра – в общем, на уровне занятости я вернулся в 2002-й год, когда «Независимое обозрение», скрыто-партийная газета КПРФ, вставала на ноги. Я сам тогда разносил её по ящикам думаков в новом здании Госдумы, развозил вместе с Лёнькой Развозжаевым и по другим точкам – сплетник-газетник «московский листок» была по сути моя должность. Сам написал передовицу, сам распространил часть газет…

— Отражено во второй части «Поэмы Столицы», если не ошибаюсь.

— Ага… Только в 2015-м пачек, требующих распространения стало гораздо больше. Как сейчас помню: взвалишь на телегу пачек восемь, и везёшь эдакую шаткую «пизанскую башню» до метро «Достоевская» или «Маяковская», складываешь, озираясь, чтобы не было полицаев в «ясли» других газет. А потом из метро звонят в редакцию (с «Маяковки») – мол, прекратите занимать чужие пространства, частная собственность выставит вам иск…

— Слушай, я всё не могу постигнуть: вот ты пошёл за ничтожные, дворницкие деньги чернорабочим (хотя сейчас и дворники в Москве за столько не работают)… Но ведь то же самое «Независимое обозрение», тобой упомянутое, ты сам и делал, регистрировал вместе с Ибрагимом Усмановым, который из «Советской России» пошёл на повышение – далеко не худшая газета нулевых была, а может, и одна из лучших, в ряду «Газеты-газеты» и «Коммерсанта», на мой взгляд… И ФОРУМ.мск фактически с самого основания в 2005-м ты ведёшь как колумнист и новостник. То есть опыт-то накоплен солидный. Какие-то должны были иметься у тебя мотивы кроме банальных материальных, приработка?

— Я вообще по натуре безотказный такой комсомолец. Позвали – пошёл. Прогнали – ушёл. Важным моментом прихода в «ЛР» была возможность совмещать сетевую, сайтово-редакторскую работу, довольно интенсивную, с газетной. Тогдашний гендиректор, Александр Дорофеев, в «смотринах» участвовавший и стол Романа Сенчина мне «передававший», так и сказал: «У тебя же ноутбук? Отдельный компьютер тебе не нужен. Вот и садись здесь, прятать ноут будешь в стол, вот тебе ключи». Для меня и вопросов не было – идти или не идти, и на каких началах. Я видел в этом спецзадание партии, самим собой назначенное. Считаю, что любое печатное пространство, хоть немного приоткрывающее нам площадь – надо занимать! И на нём, как на настоящей площади, устраивать «оккупай», застолбить идейно то условное пространство, в котором общество в его газетной, авторской, колумнистской выборке готово вести диалог со сторонниками национализации всех крупных средств производства и фактической национализации всех богатств недр, сторонниками плановой экономики, социализма в культуре, науке, образовании.

— Ты всё-таки сказал слово «прогнали». Опиши уход, а то какая-то двусмыслица. Мелькнуло и слово «цензура» - но как тебя, изначально красного колумниста, могли цензурировать? Я вот не замечал в твоих публикациях по ссылкам на сайт «ЛР» никакой редактуры или цензуры – рубил олигархат и особливо «силовигАрхию» словесно шашкой, как обычно, хотя я бы новояз твой, не везде уместный, подредактировал…

— Начало финала пошло вот с этой иллюстрации, даже не к моей статье, но подобранной мною – идеально подходившей к пафосу и позиции автора (члена СП СССР Владимира Кожевникова). Сам фотофакт такого радушного приёма памятника Солженицыну коммунистами Владивостока – видимо, огорошил главного редактора, вызвал ярость (ведь это же увидит Наталья Солженицына, а с ней недавно Путин открывал стену скорби по умученным у ГУЛАГе!) и требование найти «что-то помягче», в итоге я дал тот же памятник без таблички «Иуда». Но это уже почти финал… А если «отмотать», тут тоже потребуется некоторый хронологический экскурс, чтоб понять, где что начиналось, а где, увы, кончалось товарищество и начиналась эксплуатация. Шёл я ещё в «ЛР» для того, чтобы пребывать в сильно ужавшемся тогда (поражение «болотного протеста», Евромайдан, резкое разобщение, кризис, оптимизация, рост тарифов ЖКУ, цен и при этом сокращение зарплат, то есть в целом - индекса взаимного общественного доверия) литературном мире, внутри литпроцесса – из которого мои вчерашние коллеги-новреалисты сделали банальный карьерный трамплин, а вот я-то готовился издавать новый роман. Писал его прямо в редакции, засиживаясь допоздна… Мой голос был нужен газете, её передовицам – и мы лихо, в штыки и вовремя встретили открытие «Ельцин-центра», например. Многое вышло своевременно, «выстрелило». Но и для самой газеты те годы, 2015-2016 – были тяжёлыми. Распространение, взваленное на всё того же товарища Дорофеева, хромало – многие точки из-за кризиса отказались выкладывать «ЛР», слишком «тематическая» - кому нужна литература и обсуждение её новинок, когда надо работать на двух-трёх ставках, чтобы прокормить семьи? В том же Центральном доме литераторов, куда до меня Сенчин носил по 25 номеров газеты – ларёк снизил запросы до 15 экземпляров, за 4 года моих визитов туда удалось вернуться лишь к 20…

— Ты ушёл от темы, всё на какие-то частности скатываешься – этим, кстати, и проза твоя характерна. Какая сверхзадача была? Просто вариться в среде литераторов? Но ты и так там не был чужим. Со старшим поколением видеться – ведь средний читатель «ЛР» в возрасте под семьдесят, - но много ли ты среди них видел коммунистов? Вот наш первый секретарь Лакеев справедливо считает, что некоторые статьи в «ЛР» и в особенности партийного, брежневского «расстриги» Байгушева – образчик не просто реакции, а верноподданства на грани политической проституции. Зацеловал, говорит Владимир Иванович, этот ваш Байгушев Путина эпитетом «русский», сравнял большевиков с фашистами не хуже Александра Яковлева. Как ты с этим рядом работал, с трудом понимаю. Это подавалось как генеральная линия газеты, или же на правах дискуссии?

— А вот тут ты своевременно поддел. Сверхзадача была самая пролетарская – тащить воз и овладевать новыми навыками. Для меня, привыкшего «учиться и ещё раз учиться» везде, где есть чему поучиться – это была ещё и школа «реалполитИк». Газета ведь живой организм с его современными правами в условиях быстро меняющегося общества. Ты же знаешь, как принципиально внимательно я отношусь к советскому наследию везде – от инфраструктуры и архитектуры до целых газет вот... Там, где капиталисты что-то явно подталкивают к пропасти, я встаю на противоположную сторону и не даю упасть, восторжествовать этому ницшеанско-фашистскому принципу. В кризисном 2015-м, ещё летом газете светило прощание с помещением – я это слышал зимой от того же Дорофеева, - что летом Департамент городского имущества может расторгнуть договор аренды. Мы же всё это время жили под Домокловым мечом ДГИ. До меня тоже были проблемы – то с отоплением, то ещё чёрт знает с чем. Сенчин и Огрызко, главный редактор, даже ходили в Администрацию президента, чтобы отопление включили, не морозили свободу слова. Отчасти все эти незримые, тонкие нити общественных связей пролегали и через мои пальцы у телефона, через старое помещение редакции, которое новая власть всё пыталась прибрать к рукам и коммерчески выгоднее распорядиться. Иногда звонили какие-то служки Мединского прямо из Минкульта, иногда из Минобороны… Для меня было весьма логично не только печатным словом критиковать и обличать власть, но и говорить с ней прямо, и быть вместе, в упряжке с одним из последних советских изданий - на боевом корабле, биться за помещение. «Словом и делом» – это даже, знаешь, профессионально приятно, когда колокольный набат твоего печатного слова каким-то загадочным образом, вроде бы долетая с пугающих власть баррикад, но что-то меняет в кабинетах чинуш, и они не пишут судьбоносную бумагу на выселение наследственно-советской газеты… Вот поэтому-то мне и было столь досадно, что как только в результате бурной поддержки выселяемой газеты, которую высказал широченный хор голосов (и тут понадобился весь спектр, от тех самых верноподданцев-реакционеров до либералов из «Пен-центра»), удалось добиться относительной стабильности – в коллективе установилось отнюдь не товарищество, но напротив – диктатурка. На высокой ноте «SOS», объявляя сбор средств на поддержку редакции (и действительно, такие идейные советские бабушки, как Руслана Ляшева, несли свои тыщонки из пенсий – вот и «Женщины России» помогли, чем могли), удалось микроколлективу газеты урвать президентский грант «на развитие гражданского общества» - рассказывать о жизни и литературе республик, о содружестве народов в пределах нынешней РФ. И уже тут была как бы ситуация «ваш товар – наш купец», не прежняя свобода, а задания: причём именно по этому гранту я по своей и не своей инициативе немало побегал с диктофоном, аж (по своей) до Томского государственного университета «добегал»…

— Тема, кстати, вполне наша и, если правильно её подать, взыскующая пролетарского интернационализма… Если я правильно понял – это Фонд президентских грантов вас осчастливил?

— Он самый. Причём само название этой конторы вызывает подозрения. Словом «президентский», в силу раскрученности бренда, сейчас очень многое приподнимается и прикрывается – целые библиотеки государственного уровня «приватизируются» - припрезидентиваются, а в том же Томске на центральном проспекте Ленина сияет реклама некоей «Академии при президенте»... Сколько и где только нет – этих «при»? И чьи в фондах и конторах этих деньги – огромные деньги – личные президентские? Но если верить его декларации, из 7 миллионов в год вряд ли развернёшь такое меценатство… Значит, что-то одно в этих выкладках всё же враньё – и надо называть иначе грантодателя? Это его друзья-олигархи, которые в отличие от него-официального миллиардеры, вроде Абрамовича, скидываются? Или вся силовигархия в обязательном порядке? Тогда так и назовитесь, вроде «Газпром – детям», «Силовигархия – обворованным»… Государство буржуев стесняется быть государством в названиях фондов, академий и библиотек? Или «государство – это я», и Фонд сей тихо ведёт к монархии все поддерживаемые им умы и организации?! В этом плане «слизано» с «ненавистного» Запада самое худшее: Сороса выгнали, но его подход к финансированию «точек роста» в науке и образовании сохранили. Нет планового развития и финансирования, везде пытаются внедрить конкуренцию, борьбу за грант, за кусок, не дольше, чем на год – чтобы лонгитюд не только как метод исследования, но и как образ жизни интеллигенции не был возможен ни в науке, ни в образовании, ни в печати. Только теперь это, выбиваемое заявками из нефтегазовых кубышек, прямо как в тендерной системе - «отечественные» деньги, хотя, повторю, туман над этим вопросом простирается плотный.

— Понятно, что деньги сейчас это способ подсчёта труда нанимателем и одновременно его присвоения через прибавочную стоимость, в монетизированном виде (буржуазией), поэтому любые деньги, даже самые трудовые, потные и «честные», несут отпечаток этого классового компромисса и всегда, централизуясь, оказываются буржуйскими. И ты, поскольку марксист годный, не станешь фетишистски принюхиваться к купюрам – кем они там пахнут, от чьих щедрот. Условные денежные знаки – знаки и есть, и об экспроприации экспроприаторов мы помним, как и о необходимости переходить от товарно-денежных отношений к нетоварному производству… Но вот давай подыграем серости и темноте: фактически, для обывателя – ты что, брал путинские рублики?! Может, ты поздновато оттуда сбежал – от греха подальше? 

Беседовал Кирилл ВАСИЛЬЕВ,

окончательные ответы - следуют