Россия-2019: в предчувствии каудильо

Россия-2019: в предчувствии каудильо

На минувшей неделе произошло сразу два события, на первый взгляд решительно не относящихся друг к другу. Первое – «монументальная» статья «теневого идеолога» правящего в России режима, советника президента РФ Владислава Суркова. Заглавие материала, мгновенно названного и сторонниками, и оппонентами власти «программным», говорит само за себя: «Долгое государство Путина». Другому событию посчастливилось меньше. Оно, не в пример первому, прошло практически незамеченным, споров и обсуждений не вызвало, тем более, что нашей страны, на первый взгляд, не касается вовсе. Кабинет министров Испании, после долгих консультаций принял решение о перезахоронении профашистского диктатора страны Франко из мемориала жертв испанской гражданской войны, им же и развязанной. Событие на самом деле крайне поучительное и во многом судьбоносное. Но причем здесь Франко, спросите вы, и какое отношение полузабытый ныне диктатор имеет к пассажу Суркова?

«Долгое государство» Франко Баамонде

Инициатор и вдохновитель кровопролитной гражданской войны в Испании, генерал Франко сверг прогрессивное социалистическое правительство Республики, созданное в результате более чем демократических парламентских выборов. События в Испании раскололи мировую общественность. Пока Гитлер и Муссолини оказывали путчистам внушительную военную помощь, «демократический» Запад официально в происходящее не вмешивался, хотя его лидеры категорически не одобряли стремительное полевение Испании, видя в нем угрозу «коммунистического экспорта» в Европу. В то же время вся думающая и лучшая часть человечества искренне сопереживала испанским республиканцам, поддерживала Республику морально или сражалась в добровольческих интернациональных бригадах в надежде, что первый откровенно фашистский блицкриг в Европе все-таки не пройдет. Но он прошел.

В результате указанных событий Испанская Республика пала. А в стране на последующие тридцать с лишним лет восторжествовал до предела унылый, консервативный, «скрепообразный» режим «национального лидера» Франко. Кстати, об этом мало кто помнит, но знаменитый скандал на заседании Генассамблеи ООН, связанный с Никитой Хрущевым, был вызван отнюдь не «самодурством» последнего. Хрущев взорвался именно после того как выступавший с трибуны ООН оратор стал оправдывать диктатора Франко. «Франко – это палач испанского народа!», взобравшись на трибуну Генассамблеи, закричал Хрущев и сорвал, кстати, внушительные аплодисменты зала. Но для западной публики спич первого секретаря КПСС и впрямь выглядел нарушением норм лицемерного буржуазного политеса. Ведь к тому времени Франко для мирового империализма был самым что ни на есть заклятым союзником. Более того, никто по существу даже и не заметил, как недавний союзник Гитлера, Муссолини и Салазара оказался добродетельным поборником «демократических ценностей», особенно, в условиях нараставшей «угрозы коммунистической экспансии» и опускавшегося над Европой «железного занавеса». В НАТО Франко предусмотрительно не вошел, дабы не поколебать хрупкое равновесие правящих в стране групп, а также свой собственный авторитет «спасителя испанской нации» и единственного гаранта ее суверенитета. Но в главном, Франко оставался верен себе, а точнее классу, политические и экономические интересы которого его политический режим, собственно, и призван был обслуживать, и во имя чего создавался.

«Коммунистическую угрозу» в Испании Франко и впрямь ликвидировал, причем на годы вперед. Но помимо этого, весьма приспел в деле «согласия и примирения» испанской нации под знаменем фашистской «Фаланги». В то время, пока политические заключенные режима вырубали в горах близ Мадрида храмовый комплекс Долина павших, где Франко вознамерился захоронить «жертв гражданской войны» с обеих сторон (в центре мемориала он распорядился похоронить впоследствии себя самого), западные лидеры приветствовали франкисткую Испанию, как полноценного члена демократического мирового сообщества. И это несмотря на то, что назвать Франко «классическим» демократом было весьма и весьма затруднительно.  

Свое государство новоявленный испанский «вождь» позиционировал как «надклассовое», «корпоративное», где интересы «единой нации» превыше «классового эгоизма», а «хаосу» представительной, прямой иди любой другой демократии противопоставляется строгий отбор руководящих деятелей по принципу их принадлежности к тем или иным государственным корпорациям (учреждениям). На этой же основе происходило формирование и правительства, и парламента, и всех прочих институтов власти в стране. Последнее призвано было пресечь на корню любое мало-мальски возможное попадание во власть «случайных людей» и культивировало принцип «важности каждого на своем месте». Высшим политическим арбитром правящих государством корпораций являлся «национальный лидер» – «каудильо испанского народа» Франко Баамонде. Самим же испанцам в такой системе отводилась незавидная роль «глубинного народа», до неприличия схожая с той, которую отводит ныне гражданам страны в «государстве Путина» Владислав Сурков.

Конечно, Франко в глобальном смысле ничего нового не придумал: все буржуазные представительные демократии на известном этапе функционируют ровно таким же образом, правда, для приличия маскируют свою истинную классовую подоплеку внешними демократическими процедурами и атрибутами. Однако Франко подобные атрибуты были попросту ни к чему. На закате своего правления он восстановил монархию и объявил себя местоблюстителем вакантного престола. Такая вот «суверенная демократия» – и не подкопаешься.  

Но вот что интересно. Несмотря на все имеющиеся «общественные договоры», принятые едва ли не на следующий день после смерти диктатора, никакого «национального мира» в Испании не получилось. Призрак гражданской войны по-прежнему разделяет испанское общество. И дело не в том, что вся нынешняя правящая Испанией «элита» вышла из политической шинели диктатора-профашиста, или из-за того, что сразу после его смерти она резко рванула в объятия западного «цивилизованного» мира, подорвав тем самым базовые принципы «корпоративного» франкистского государства. Все дело в том, что никаких «надклассовых» государств в природе не бывает. Все государства – явления классовые (в противном случае, это самое государство, как особая форма организации общества, не потребовалось бы вообще). А потому смена диктатора Франко на «демократически ориентированного» монарха Хауана Карлоса природы испанского буржуазного государства, созданного на руинах Испанской Республики, не изменила. Ни согласия, ни примирения не получилось, и получиться не могло. А это значит, что пусть и облагороженное и «демократизированное», «долгое государство» Франко по-прежнему существует. И будет существовать, даже не смотря на то, что под давлением тамошних социалистов в парламенте и кабмине его помпезное захоронение в Долине павших, судя по всему, все-таки будет ликвидировано.    

Казус Павловского

Пока в Испании боролись с наиболее одиозными реликтами франкистского политического режима, косметически подправленного политическими сменщиками диктатора, в России ползучий «франкизм» от раза к разу все увереннее набирал обороты. Осознанно или нет, но именно к франкистской модели правящие в России политические круги присматриваются уже давно. И не просто присматриваются, но по ряду признаков уже успешно ее реализуют.

В этом плане «откровения» от Суркова, представленные на страницах «Независимой газеты», оригинальностью и новизной, конечно же, не отличаются. Сейчас об этом мало кто вспомнит (у обывателей память короткая, а у записных политологов и журналистов – тем более), но основные идейные установки «долгого государства Путина» уже озвучивались и до Суркова. И не кем-нибудь, а изрядно подзабытым ныне политологом Павловским.

В далеком теперь 2006 году, выступая перед студентами гуманитарных факультетов МГУ с лекцией о «русском вопросе в российской политике», бывший тогда президентом «Фонда эффективной политики» Глеб Павловский вполне ожидаемо позволил себе выйти далеко за пределы заявленной темы и поведал собравшимся самое сокровенное. Посвящая слушателей в тайны российского политического закулисья, он в своей речи не скупился на громкие эпитеты в отношении действующего президента. По сути, схожими, мало изменившимися со времен Павловского эпитетами изобилует ныне и «программная» статья Суркова. «Путин закладывает основы государства, которое не будет периодически разрушаться», «Мы боремся за создание вечной России», «Философия Путина – философия второго основания России», – буквально сыпал домашними заготовками Павловский. А в завершении даже позволил себе чуть большую откровенность, чем демонстрирует ныне Владислав Сурков. Причем, в чем была подоплека подобной откровенности – в исключительной осведомленности, или исключительной же убежденности в им же сказанном – сам Павловский тогда не пояснил.

Фактически за год до истечения второго срока президентских полномочий Владимира Путина, Павловский пророчески не исключил локальных (региональных) войн с участием России в 20-30-х гг. XXI в. (и это тогда, когда не то, что о Сирии с Донбассом, никто и про грузино-осетинский конфликт даже предположить не мог!). Причем, сказанное тогда вполне укладывалось в логику им же обозначенного курса на «равное участие России в системе нового мирового порядка». Вишенкой на торте теоретических изысканий президента ФЭП, стало весьма ценное умозаключение: «Если фашистское государство не нападает на соседей, и в равной степени не выдвигает во главу угла крайних националистических и даже расистских требований (т.е. не нарушает общепринятых буржуазных норм политкорректности), – то оно имеет право на существование».

Если говорить о внутриполитической повестке, то и здесь Павловский предвосхитил Суркова. «Путин – заявил он, – это политический хит и любая партия, противопоставляющая себя ему, обречена», а «контроль над СМИ – это система недопущения перехвата малыми группами общества основных инструментов власти».    

Однако вскоре сам Павловский в поворот, им же напророченный, не вписался. В разгар судьбоносных для правящей политической группы событий , он настолько уверовал в необходимость хотя бы формального соблюдения конституционных механизмов и процедур, что оказался в негласной «партии» сторонников второго срока Медведева – технического президента при вполне себе реальном «национальном лидере» и, по совместительству, премьере страны Путине.  

В отличие от Павловского, Сурков, также успевший засвидетельствовать симпатию вышедшим на Болотную «креаклам», все-таки сумел политически переобуться. Не повторил казус президента ФЭП, превратившегося из влиятельного кремлевского советника в малозаметного и невнятного «оппозиционера», и до участия в уличных «маршах» предусмотрительно не опустился.     

Разрушить Карфаген

В отличие от Павловского, считавшего соблюдение конституционной процедуры исключительно важной, а потому выступавшего за сохранение формально не противоречащей Основному закону формулы «тандема», Сурков не видит ничего зазорного в том, что большинство властных институтов и учреждений современной России носят подчеркнуто формальный характер. «Перенятые у Запада многоуровневые политические учреждения, – сообщает Сурков, – у нас иногда считаются отчасти ритуальными, заведенными больше для того, чтобы было, «как у всех», чтобы отличия нашей политической культуры не так сильно бросались соседям в глаза, не раздражали и не пугали их».  

Признание, на самом деле, крайне ценное и саморазоблачительное. Особенно, если учесть, что исходит оно не от кого-нибудь, а от автора еще недавно главенствовавшей в России концепции «суверенной демократии». Ведь, если исходить из процитированного выше положения, то выходит, что за более чем четверть века (а именно столько насчитывает свое существование «постсоветская» государственность в России), институты правления, характерные для независимого, суверенного государства, а также адекватные его историческим традициям, в России так и не сложились. Более того, согласно Суркову, Россия вынуждена, пусть и формально, но придерживаться тех «стандартов» в области государственного строительства, которые считаются «эталонными» как раз в западной политической культуре. К слову сказать, генерал Франко в Испании продвинулся в данном вопросе несравненно дальше!

Но для понимания текущего момента, исключительно важным представляется все-таки другой тезис, выдвинутый Сурковым. В нем особо отмечается, что «в новой системе (заметим, не в «существующей», а именно в «новой системе»!) все институты подчинены основной задаче – доверительному общению и взаимодействию верховного правителя с гражданами. Различные ветви власти сходятся к личности лидера, считаясь ценностью не сами по себе, а лишь в той степени, в какой обеспечивают с ним связь». Замечание крайне важное. Фактически оно дополняет важную и далеко не случайную догадку, которой тотчас после окончания президентской кампании 2018 г. поспешил поделиться с общественностью Владимир Жириновский. «Это последние президентские выборы в России! – Заявил бессменный председатель ЛДПР. – Вскоре будет созван Госсовет, и далее именно он станет определять главу государства, и это издевательство и над нами, и над избирателем закончится!» Если данный «полив» Жириновского не случаен (случайных вещей, касающихся нововведений такого порядка, Жириновский, как правило, не озвучивает), то становится очевидно, что статья Суркова – это, как и спич Жириновского, весьма продуманный информационный «вброс», призванный промониторить общественное мнение по наиглавнейшему для режима вопросу. Вопросу о формах и способах «транзита» высшей политической власти в России, и как следствие, напрямую с ним связанной проблемой бесперебойного функционирования режима в указанный период.  

Кстати, далеко не случайно, что, как и упомянутые выше размышления Павловского (ноябрь 2006 г.), статья Суркова, также появилась в ожидании судьбоносного «пересменка» на главном капитанском мостике страны – решать болезненный вопрос о том, как, а главное, с кем во главе идти на предстоящие президентские выборы правящей группе предстоит задолго до 2024 года. Некоторые в этой связи открыто говорят о поправках или даже о глобальном изменении существующей в России Конституции. (Жириновский, кто помнит, предлагал также отказаться от иностранного слова «президент», заменив его на более «близкое и подходящее» – например, «император»). Статья Суркова предлагает принципиально иной путь, призванный сохранить существующий ныне баланс сил на самом верху от возможных и крайне нежелательных для правящих политических групп потрясений и дестабилизаций.

По сути, обществу предлагается сценарий, при котором, не меняя формально существующих конституционных институтов и учреждений, можно будет и далее продолжать отправление высшей политической власти в стране, исходя из той практики и тех принципов, которые по факту сложились на сегодня. Не приводить нынешние формальные институты правления в соответствие с реальной практикой выработки и принятия решений. Оставить все как есть, связав это с «историческими традициями» России, где, убеждает нас Сурков, начать «можно с чего угодно – с консерватизма, с социализма, с либерализма, но заканчивать придется приблизительно одним и тем же. То есть тем, что, собственно, и есть». Но к каким бы терминам не прибегал Сурков в своем стремлении преподнести нынешнее российское государство чем-то «закономерным» и «традиционным», по-домашнему «корпоративным» (где каждый знает свое место) и даже «надклассовым», от определения классовой природы нынешнего режима уйти все равно не получается. А здесь, как известно, действуют вполне конкретные законы и правила, еще до Суркова открытые классиками. Причем, главный из них состоит как раз в том, что властвуют далеко не те, которые выбирают и голосуют, а те, кто правят. А потому хочет того Сурков или нет, рано или поздно существующая в России политическая надстройка скорректирована все-таки будет – к данной корректировки придется прибегнуть ровно тогда, когда нынешний баланс интересов и сил в недрах правящего в стране политического класса будет исчерпан, ровно так как это произошло во время политической агонии диктатуры Франко, когда править по-старому было уже нельзя, а по-новому престарелый диктатор уже и не мог, и не хотел.       

Не случайной потому выглядит еще одна оговорка, сделанная в статье Сурковым. В ней прямо указывается, что «и через много лет Россия все еще будет государством Путина». Не вызывает сомнений, что речь здесь идет главным образом о собирательном «Путине» – фронтмене правящего в стране политического класса (в большинстве стран мира президент, собственно, и выступает в роли высшего политического арбитра, «сидящего во главе президиума», или даже откровенного ретранслятора коллективной воли выдвинувших его вперед социальных групп). В этом плане категорически не важны имя и даже личность этого «первого в президиуме». Тот же Сурков с легкостью назовет существующее ныне государство «государством Медведева» или даже Навального, стоит лишь действующему ныне президенту перестать выражать интересы выдвинувших его групп. Вспомним, с какой легкостью правящая бюрократия из «Единой России» дружно «забыла» одного из основателей своей партии Лужкова, стоило тому слететь с мэрского кресла «по недоверию».

Но верно и другое. Если нарочитая персонификация существующего ныне государства сделана Сурковым не случайно, а «большая политическая машина Путина только набирает обороты и настраивается на долгую, трудную и интересную работу», то стране в этом случае и впрямь готовят несменяемого «российского каудильо», после чего и до фактической реставрации самодержавного абсолютизма будет уже недолго.

Однако даже при таком развитии событий, исключительно важно не зацикливаться на персоналиях, хотя, казалось бы, «программная» статья Суркова именно к этому нас и подталкивает. Дело не в Путине, Медведеве, Суркове или даже в Ельцине – хотя в конечном итоге, нынешний режим «президентской вертикали» был заложен именно при нем и создавался, кстати, именно под него. Существующий ныне политический режим сложился в результате антисоветского государственного переворота сентября-октября 1993 года, и с самых первых своих дней был обречен стать диктаторским и авторитарным. Его последующая эволюция по пути дальнейшей «каудильоизации» и «корпоративизма» не менее логична и закономерна. Кроме того, характер нынешнего режима, равно как и его политическая физиономия, всегда определялись масштабом поставленных перед ним фундаментальных задач (демонтаж остатков социалистического государства путем тотального отчуждения громадных масс граждан от собственности, а, следовательно, и от власти), а также крайне немногочисленной социальной базой его сформировавшей (союз узкой группы номенклатуры и сросшегося с ней теневого капитала). Достаточно вспомнить, с каким упорством ведущие спикеры власти не устают твердить о невозможности «реставрации социализма» или «пересмотра итогов приватизации», чтобы понять, что от своих базовых задач действующий режим отказываться не намерен. Социализации экономики он не допустит. Про политику – молчим.   

Помнить о подлинных истоках нынешней «постсоветской» государственности и классовой его подоплеки, значит, понимать, что без преодоления диктаторского по своей природе «послеоктябрьского» политического режима реальная демократизация страны несостоятельна. В противном случае это государство будет не просто «долгим», оно будет «бесконечным», а мы все обречены на трагический бег по замкнутому кругу – от условного Путина к условному Ельцину, Медведеву или даже к Навальному, и обратно.

Станислав РУЗАНОВ


Главное

Новости





Наша газета


Мы в социальных сетях